читать дальшеЗа этот фанфик благодарю мой плей-лист и лунную ночь.
Всем верным посвящаю
Поздней осенью, когда первый снег успел лишь выпасть да растаять, у ворот аббатства Редволл показался путник. Одет он был неприметно, лицо имел весёлое и живое, а большего описания и составить нельзя: не было в нём больше ничего особенного. Разве что глаза необычные. Чем именно? Скажу лишь, что для нормальных зверей они смешливые, но если какой-нибудь мечтатель посмотрит, то увидит непреодолимую грусть. Ну да что с них взять, с этих мечтателей? Пусть лучше сочиняют свои стихи и рассказы, а не смотрят порядочным зверям в глаза. А то мало ли что увидят...
В общем, это была самая обычная дорожная мышь. Она, вернее, он поднял голову, посмотрел на высокую красную стену, и внезапно оглушительно свистнул. Со стены тут же глянула радостная мордочка - словно ждала, да отвлеклась на секунду.
-Якоб!
Ворота тут же распахнулись, и навстречу путнику выбежала милая мышка. Якоб подхватил её и расцеловал в обе щеки, потом взял за плечи, отстранил и, слегка поворачивая вправо и влево, рассмотрел разлохмаченные волосы, покрасневшую мордочку и новое синее платье.
-Кейти, ты всё хорошеешь и хорошеешь!
-Есть для кого, - смущенно рассмеялась Кейти. Потом спохватилась, пригладила волосы и потянула Якоба внутрь:
-Ты же устал, проголодался... Пошли скорее!
-Иду, иду, - весело соглашался мышь, подхватывая уроненную катомку.
В жарко натопленном Большом Зале Якоб пытался поесть. Кейти сидела рядом, подперев щёки лапами, и с удовольствием смотрела на него; по другую сторону боролись за место несколько малышей, а вокруг стояли взрослые звери. Именно они и не давали мышу поесть. Вопросы сыпались один за другим, и каждый норовил похлопать путешественника по плечу и получить улыбку, и всякому хотелось услышать доброе слово от доброго Якоба.
Вдруг в коридоре послышались звонкие шаги, и, размахивая кистью, с которой летели капли красной краски, к Якобу бросился высокий мышь в испачканном переднике. Не обращая внимания на кисть, он сгрёб путника в охапку:
-Якоб! Наконец-то, старая калоша!
-Стрим, дружище! - смеясь, воскликнул путник. - Я тоже невероятно рад тебя видеть.
-А меня все рады видеть, - Стрим, сжав друга до хруста в рёбрах, всё же отпустил бедолагу и плюхнулся на скамейку рядом. - Обедаешь? Ну, обедай-обедай. "А то проголодался, бедненький, небось ничего не ел", - передразнил мышь кого-то. Кейти ни с того ни с сего покраснела и отвернулась.
-Помолчи наконец, под твою болтовню есть как раз и невозможно, - отозвался Якоб.
-А ещё дышать тесно, - согласился неугомонный Стрим.
Он огляделся по сторонам, заметил зверей и, как-то в одно мгновение, с шутками и смехом, разогнал всех. Около Якоба остался только он да Кейти.
-Кисть зачем? - спросил путник. Ему было тепло, сытно и уютно, и никакой мечтатель не смог бы сейчас увидеть в его глазах грусти.
-Я крышу крашу. Надо же облагораживать внешний вид аббатства...
Якоб слушал и потихоньку засыпал. И под голос Стрима, то возмущённо взлетающий, то звенящий весельем, то понижающийся до шёпота , ему снилось море, огромный корабль с белыми парусами, первое лето его странствий... Он видел трактир, в котором Якоб, юный и неопытный, на последние гроши покупает буханку хлеба, и у него кружится голова. И пиратского вида мышь бросает на стойку бара золотую монету, заказывая сытный обед.
С какой завистью Якоб смотрит на дымящиеся блюда..
Мышь внезапно хрипло рассмеялся, лицо у него изменилось, стало привычным и до снов знакомым, и он сказал голосом Стрима:
-Давай вторую порцию, кэп.
Якоб ел жадно, быстро, но в то же время оценивающе поглядывая на развязного мыша его лет. Ему не нравился громкий смех. Но что-то такое он углядел в морде незнакомца... Хорошее. Чутьё подсказывало, что этому можно верить, и, может, даже подружиться, но это всё потом, потом, когда (Мартин, оттяни этот момент) закончится восхитительная еда... Но голова кружилась всё сильнее. Доев последнюю ложку, Якоб вдруг покачнулся и упал на деревянную поверхность стола.
Кто-то тряс Якоба за плечо, причём давно и настойчиво. Путник встрепенулся, не полностью проснувшись:
-А, что?
-Шагай в комнату, сонная креветка, чтоб тебя черти взяли. Я тебя не потащу, - беззлобно заявил Стрим.
-Потащишь как миленький, - зевнул Якоб, но всё же встал и побрёл в свою комнату, на ходу досматривая свой сон.
-Стрим! Стрим!
-Скорее!
Якоб сел на кровати, пытаясь сообразить, что же на этот раз натворил его неугомонный друг. Выходки Стрима были давно известны всему аббатству, но от них никому не было вреда. Разве что повар носился за мышом с поварёшкой или малыши устраивали корабль из чьи-то платьев и скамеек..
Мышь сладко потянулся и подошёл к окну. Был всего лишь вечер; мягкие солнечные лучи нежно обнимали мир. Якоб залюбовался ими и тёмными силуэтами деревьев, причудливо переплетающихся с оранжевым небом. Прелесть вечера разрушали лишь только чьи-то тревожные, взволнованные крики, сквозь которые слышалось всё то же: "Стрим".
Якоб с интересом глянул вниз, ожидая увидеть новую проделку друга... И замер. Затем вскрикнул, перегнулся через подоконник, пытаясь убедиться, что это всего лишь ошибка - но ошибки не было. Внизу, на коричневой земле, лежал Стрим с обрывками верёвки вокруг пояса, и кисть окрасилась его кровью.
Почему, когда у кого-то в душе и души самой не осталось, а только непонимание и равнодушие на её месте, ночь так же ясна? Внутри Якоба всё сжалось в один тугой ком, когда хоронили Стрима. Мира вокруг словно не было, или был, но совсем не тот. Как дальше жить? Что дальше делать? Зачем Стрим полез красить крышу, почему не удержался, почему верёвка оказалась непрочной?
Той ночью Якоб помогал копать ему могилу. Лёгкое, знаете ли, дело - выкопать яму. Что тут плакать и убиваться. Раньше ведь по целому году Стрима не видел. А теперь ты сам для него постель готовишь. Он был бы рад. Так что ничего, Якоб, проживёшь.
Хотя кому ты врёшь, Якоб.
Солнце проникало в каюту, и молодой путник лежал на жесткой койке. Он приподнялся на локтях, в удивлении осматриваясь по сторонам. В этот момент дверь открылась; незнакомец, отряхивающий лапы, предстал перед Якобом в тельняшке и бандане; он был весь мокрый.
-Проснулся, камбала? А теперь лапы в зубы и вот эту ложку как якорь проглотить.
-Что, полностью? - ужаснулся Якоб.
-Я тебе дам полностью! Только лекарство. От целой ложки совсем загнёшься. Да и жалко её - она у меня ещё с незнающих земель, - незнакомец налил в деревянную ложку какого-то лекарства и дал Якобу, ласково поглядывая на деревянную ложку. Якоб проглотил противную жидкость, сморщился и откинулся назад.
-Невкусно.
Мышь усмехнулся.
-Да, не мамочкина стряпня. Ты откуда такой взялся?
-Из Редволла. Но где я сейчас? И почему? - эти вопросы интересовали его больше всего. Стрим объяснил, что ему стало плохо в трактире, и несчастному юнге пришлось тащить его до корабля, просить кэпа ("хорошая мышь, якорь мне в камбуз") оставить больного, укладывать его в каюте, звать лекаря и потом ждать, пока сухопутная мышь проснётся, чтобы напоить её лекарством.
-И зачем же всё это?
-как зачем? - лицо у незнакомца было удивлённое. - Потому что тебе плохо было.
Якоб внезапно рассмеялся. Пожалуй, он начинал верить в этот мир.
-Надо же, такие мыши ещё остались, - весело сказал он, потом протянул незанакомцу слабую лапу:
-Якоб.
Тот белозубо улыбнулся и тряхнул её:
-Стрим.
Свежий холмик омывала своим сиянием луна, и Кейти куда-то исчезла. Вскоре она появилась с букетом герани, что всегда росла у неё на подоконнике. Осторожно положила букет на могилу. Отошла. Лаского взяла лапу Якоба. Тот отвернулся: внезапно у него защипало в глазах, и наконец, принося хоть какое-то облегчение, по щекам потекли солёные слёзы.
Почему именно он?..
"Стрим", "Стрим" - летало тревожным шёпотом по коридорам Редволла. Якоб сидел в комнате, не выходя никуда, и безучастно смотрел в одну точку. Иногда он вскакивал и начинал ходить из угла в угол, сжимая голову лапами и спрашивая пустоту: "почему?" Никто не входил в его комнату; он прогнал и Кейти, пришедшую было с едой...
В тёмной комнатке ёж-хранитель погреба всхлипывал, вытирая глаза рукавом, но слёзы всё текли. Тспуганные малыши жались к матерям, и те гладили их, изо всех сил сдерживая рыдания. Аббат сидел перед свечами и смотрел на них, и из глаз его тоже текли слёзы.
Что тут сказать - Стрима в аббатстве любили все. Так почему, почему, почему?!..
Но любое горе со временем проходит. Жизнь начинала входить в своё обычное русло: даже Якоб стал потихоньку выходить из своей комнаты, и на морде его уже можно было увидеть слабую улыбку. Приближался праздник - праздник первого дня зимы.
Страшная кутерьма стояла в Редволле. Взрослые помогали на кухне повару или украшали зал, и весь он уже сиял огнями свечей и алел ветками рябины; малышня тянулась за ними или бегала друг за другом, мешая остальным.
-Ты позвал Томасов? - Джон, смахнув волосы с лба, поглядел вниз, на брата.
-Как же. Сестра обещала, что будут всем семейством, - Ирвин крепко держал приставную лестницу. Джон быстро спустился:
-Отлично. давненько я не видел её малышей.
-Осторожно!
Ёж - хранитель погреба шёл прямо на них, балансируя со своими бутылками с вином. Джон и Ирвин тут же подхватили их.
-Это вам надо осторожнее, - упрекнул Ирвин. - Куда нести?
-На кухню, ребята, - ёж устало вытер лоб. - Ох, ну и времечко. Якоба не видели сегодня? Хочу спросить, пойдёт ли он на праздник.
-Нет, - нахмурился Джон. - Сегодня не видели. Я и вчера его не видел. Не ушёл ли, часом?
-С него станется... Несите на кухню, только очень осторожно: я лучшее вино вытащил.
Братья кивнули и, перебрасываясь фразами, побежали на кухню, а ёж побрёл к комнате Якоба.
На стук ежа никто не отвечал. Якоб спал, утомлённый работой ночной - звери украшали стены абатства свечами и решали, как будет смотреться лучше. Потом перед Якобом долго маячили эти огоньки, даже когда он заснул, но постепенно раздражающие оранжевые мотыльки исчезли, и он снова увидел море...
Восхитительно море в солнечный день, когда лишь чайки кричат да лёгкий ветерок обдувает тебя, стоящего на палубе.
-Давай помогу, - Якоб засучил рукава и огляделся в поисках второй швабры. Стрим выпрямился и облокотился на свою швабру, как на меч.
-Тысяча чертей, ты ещё и полы мыть умеешь?
-Наш мышиный народ всё умеет, - Якоб уже обнаружил необходимое и взялся за работу. Стрим присвистнул.
-Умница мальчик. И полы моешь, и истории рассказываешь, и стихи сочиняешь.
-Да... Что стихи, - отмахнулся Якоб. - Это так, развлечение.
-Не скажи. Давно я таких стихов стихов не читал.
-А вообще много читал?
Мышь замялся, потом рассмеялся и хлопнул Якоба по плечу так, что он чуть не упал.
-Подловил. Ну да хоть стихов и немного читал, зато в зверях разбираюсь. А ты - зверь что надо! Хоть и интеллигентный слишком.
-Спасибо на добром слове, - улыбнулся Якоб. Стрим посмотрел, как тот елозит по полу шваброй, вздохнул, взял свою, и дело пошло в два раза быстрее. Работалось легко, с азартом и разговорами.
-Что это за незнающие земли? - спрашивал Якоб.
-Да приплыли мы к одному материку... А там все странные, хоть и говорят по-нашенски. Вот мы одному ихнему показываем на такую бандуру прыгающую с сумкой на животе и спрашиваем: кто это? А он нам - не знаю... А бандура на него обиделась и упрыгала. Спрашиваем, как земля называется, он нам опять - не знаю.
-И земля тоже упрыгала? - подсказал путник.
-Тьфу на тебя. Мы сами от той земли упрыгали. На всех парусах.
И всё же стук разбудил Якоба... Ровно как и шум. Он выглянул наружу; ёж, до этого стучащий в дверь, со всем ног бросился к голосам в отдалении. Якоб поспешил за ним.
В луже с вином сидел стонущий Ирвин.
-Что случилось? - сквозь толпу протолкался лекарь.
-Нога...
Якоб молча смотрел, как Ирвина уносили в медпункт. Ирвин, бледный, всё же смеялся; Джон шёл рядом с ним, такой же бледный, но уже спокойно улыбающийся. Его бутылки стояли на полу неровным рядком.
Звери потихоньку расходились, кто-то вытирал лужу вина и убирал осколки, и снова воцарилось в коридоре веселье - Кейти напевала, елозя по полу тряпкой, постоянно кто-то пробегал, и откуда-то издалека доносился детский смех. Только ёж с сожалением цокал языком:
-Бедняга.. Споткнулся, упал. Я же говорил ему - осторожнее!
Якоб не слушал его. Он снова пошёл в свою комнату; на душе было пасмурно. Случайно он поднял глаза и глянул перед собой; Мартин с гобелена смотрел прямо на него. Путник коснулся полотна лапой.
-Ты ведь тоже знаешь, что значит потерять, верно?
-Якоб, ты с кем разговариваешь? - окликнула его Кейти.
-Ни с кем. Я в комнату, - Якоб повернулся и ушёл. В спину ему смотрели две пары глаз - Кейти и Мартина.
Праздник был в самом разгаре. Каких только блюд не было на столе! Слушались шутки, кто-то рассказывал сказки, а потом к камину вытащили летописца - и он, смущаясь, в который раз начал читать внимательным слушателям повесть о Мартине-воителе.
А в комнате Якоба всё так же царили тишина и мрак. Сюда не доносились звуки праздника. При свете оплывшей свечи путник строчил что-то; уже все лапы его были забрызганы чернилами, а он не отрывался от своего труда.
Капитан одобрил их работу и разрешил спать на палубе. И вот они лежали бок о бок, подложив лапы под голову, и снова о чём-то говорили.
-Стрим?
-А?
-О чём ты мечтаешь?
Стрим улыбнулся, не открывая глаз.
-О многом. Мечтаю утопить все швабры в море и узнать, как называлась та зверятина, которая упрыгала. Ещё мечтаю съесть огромную рыбину в одиночку..
-Стрим, я же серьёзно спрашиваю, - нахмурился Якоб.
-Я не хочу серьёзно. А сам-то о чём мечтаешь?
-Я мечтаю... а ты никому не скажешь?
-Честное морское, - шёпотом отозвался Стрим. Якоб глубоко вздохнул, поднял глаза в небо, словно ища решимости у звёзд, и признался:
-Я мечтаю о настоящей любви и настоящей дружбе...
Они помолчали, потом Стрим вдруг сказал:
-А я мечтаю о доме. Надоело плавать, сорок две тысячи чертей...
Дверь тихо открылась, и в комнату пришла Кейти.
-Якоб...
-Что? - Якоб круто развернулся и нахмурил брови, глядя на незванную гостью. Он не хотел видеть даже её.
-Пойдём. Там праздник, - Кейти присела на край кровати. Якоб покачал головой:
-Не пойду.
Кейти молчала, глядя, как он пишет свои стихи. Пламя плясало на нём, бросало на него же тени, и оттого казалось, что это дьявол. Перо взлетало и опускалось; чёрные брызги летели из-под пера и падали на стол, на пол и на шерсть Якоба. Кейти внезапно стало страшно: она поняла, о ком пишется эта поэма и почему так неестественна морда Якоба. она бросилась к путнику и вырвала перо у него из рук:
-Якоб, прекрати! Его больше нет!
-И это повод, чтобы его забыть?! - взметнулся Якоб.
-Нет, но ты не можешь отдать свою собственную жизнь за его смерть!
-Идиотка! - он схватил её за лапу, пытаясь вырвать перо. Кейти вхлипнула.
-Я не позволю тебе умереть... Он бы тоже не позволил.
-Глупая женщина, - прошипел Якоб. - Он бы забрал меня с собой! Ты понимаешь это?
-Ты считаешь, что он был таким жестоким? - Кейти взглянула ему в глаза. Потом разжала лапу.. Перо мягко упало на пол.
-Ты ни разу не сходил на его могилу. Ты только сидел здесь и казнил себя. Ты не вспоминал его. Ты вспоминал свою грусть по нему.
С этими словами она развернулась и медленно, словно лапы её не слушались, пошла к двери. Якоб смотрел ей вслед; когда синее платье исчезло в дверном проёме, он наконец отмер. Подошёл к двери и со всей силы хлопнул ею.
Путник был уверен, что больше Кейти он не увидит.
Свеча всё так же горела в его комнате, но Якоба там не было. Он стоял над могилой, на которой по-прежнему лежали цветы герани, и нежные её лепестки освещал тёплый свет окон..
На следующее утро Якоб узнал, что заболела Кейти. Заболела сильно - лекарь говорил, что она выходила куда-то без верхней одежды и подхватила воспаление лёгких. От вчерашней злости Якоба не осталось и следа, но он не мог заставить себя прийти и извиниться. Вместо этого он снова заперся в своей комнате и строчил, строчил, строчил...
А потом вновь была ночь. Якоб сидел, прислонившись к гобелену с Мартином. Рядом с ним горела та же свеча, и перо, искромсанное и поломанное, было сжато в его кулаке.
-Мартин, ты ведь тоже знаешь, что значит потерять. Я в несколько недель потерял двух самых дорогих мне зверей - Стрима и Кейти... Ну почему я тогда не запретил Стриму лезть на крышу? Почему я вчера столько наговорил Кейти? Боже, какой я глупец! Как только я вернулся сюда, тут же начались неприятности... Стрим, нога того мыша, Кейти... Если бы я мог всё изменить!
Он застонал, сжимая голову лапами.
-Не убивайся.
Кто-то подошёл и сел рядом. Якоб взглянул и без всякого удивления увидел Мартина - не в доспехах, а в обычной своей, порванной в битвах и скитаниях одежде.
-Он умер, но ты ещё жив, - спокойно сказал призрак из плоти и крови. Якоб отмахнулся от него:
-И зачем я только жив...
-Ну, допустим, - Мартин задумался, - для того, чтобы помогать кому-то, или, допустим, дарить радость, а может, спасти чью-то жизнь...
-Я и не знал, что ты оптимист, - скептически вглянул на него Якоб. Мартин развёл лапами.
-Я хоть кто-то. А кто сейчас ты?
Якоб задумался. Погрязший в воспоминаниях и сожалениях, забывший о жизни мышь.. Поэт, у которого нет слов... Он.. Да он ведь..
-Никто, - вслух повторил Мартин его мысли.
Якоб угрюмо молчал и смотрел на лунный луч. Мартин тоже молчал. Вдруг он заговорил, и голос его показался Якобу странно глухим:
-Я вижу, что ты живёшь ради дружбы и любви. Есть способ кое-что исправить. Но... Тебе придётся заплатить.
Якоб глянул на него пустыми глазами и ждал продолжения. Мартин вздохнул:
-Ты должен одать свою жизнь за их жизни.
-Кейти ведь тоже умрёт, да? - шепнул путник.
-Да.
Да что тут думать...
-Я согласен.
Мартин грустно улыбнулся.
-Ты уверен? Ведь эта жизнь так прекрасна... И ты столько можешь сделать.
-Без них не могу, - просто сказал Якоб. - Без них - и жизни нет.
Солнечный и тёплый август, пять сезонов назад.
-Чтоб меня якорем убило, - громко восторгался Стрим, глядя на красные стены аббатства. - Такой красоты я ещё ни разу в жизни не видел!
-А теперь эта красота станет твоим домом, - улыбнулся Якоб и постучал в ворота. Прошла минута, другая.. Никто не открывал.
-Не так надо, - снисходительно сказал Стрим. Он набрал в грудь как можно больше воздуху и вдруг оглушительно свистнул.
-Отпад. А меня научишь? - Якоб тёр оглохшие уши.
-В чём вопрос, старина.
На свист со стены выглянула мышка. Увидев, кто пришёл, она всплеснула лапами и побежала открывать ворота.
-привет, Кейти, - Якоб улыбнулся вконец смущённой мышке. - Знакомься, это мой друг, Стрим. стрим, эта самая милая мышка аббатства, Кейти.
-Приятно познакомиться, - Стрим неумело шаркнул ногой. Кейти засмеялась, за нею засмеялись и Якоб со Стримом. Солнце садилось, но, уходя, оно обещало возвращаться для них ещё много счастливых лет...
Мартин сдержал своё обещание.
Вновь рыли могилу. Кейти рыдала, не скрывая своих слёз; Стрим работал молча, и тело Якоба, завёрнутое в белую простыню, лежало рядом. Его нашли в придорожных кустах; очевидно, он наткнулся на разбойников. В руке он сжимал исписанную чернилами бумагу, и на морде его был неземной покой. Губы Кейти и Стрима превратились в узкие нитки, и в глазах уже ничего нельзя было увидеть, кроме грусти.
Не обманешь ты их сердца, Якоб. Как бы ни старался.
Эпилог
Все дороги, исхоженные Якобом за всю его жизнь, сплелись в одну длинную тёмную ленту. Ему в спину светило закатное солнце. Как он любил закат... Но теперь это было прощание. С тем миром.
..Не смей оборачиваться, не смей сожалеть о сделанном, не смей печалиться о жертвах во имя любви и дружбы.
Ты поступил правильно...
-Якоб!
-Ах ты старый чёрт! Ты куда это намылился, штиль тебе в паруса?
Якоб резко обернулся. Тёмными силуэтами к нему приближались два зверя. Ближе.. Ближе.. И с бьющимся сердцем путник узнал в них Кейти и Стрима.
-Вы.. но вы же...
Они остановились, не доходя двух шагов.
-Почему ты не спросил нас? - укоризненно сказала Кейти, но в глазах её была только ласка. - Ты не можешь жить без нас, а мы без тебя.
-Кейти дело говорит, - подтвердил Стрим. - Мы с тобою, дружище.
-Но... почему вы? Вы же?
-Ничего, три ямы копать не сложнее одной, - отозвался Стрим. - Их слёзы скоро высохнут.
-Но мы-то будем с тобой, - Кейти с улыбкой показала ему листы с наспех сочинённой поэмой. - А это останется в библиотеке. История твоих поисков любви и дружбы.
-Зачем тогда..
-Без тебя и нам жизни нет. Неужели ты ещё не понял? - Кейти взяла его лапу и сжала в своей. Она и Стрим в упор смотрели на него и ждали его слов. Якоб сглотнул и всё же спросил, боясь неожиданного ответа:
-Вы уверены?
-Абсолютно, - хором ответили они.
Солнце прощалось не только с путником - оно прощалось со всеми тремя. Я не знаю, сколько ещё дорог их ждёт, но ни одна тропа не сможет их разлучить. Настоящая дружба, настоящая любовь? Они здесь, рядом. Здесь и сейчас.
Не смей печалиться о сделанном, Якоб... Они ведь сами сделали свой выбор. И больше не бросай.
Никогда.