Выпавший ночью снег сиял на солнце словно миллиарды алмазов. Я прикинул, сколько можно было бы вложить в государственный бюджет, если продать их все. Проблема была в одном – за сколько можно продать один алмаз такого размера?
Ветер поднял с ближайшего сугроба вихрь ледяных кристаллов и бросил мне в лицо. Я недовольно прикрылся от него воротником пальто, соображая, какой урон понёс бы государственный бюджет от таяния нескольких снежных алмазов.
-Гоша! – раздался громкий возглас. Я обернулся и увидел радостного, крепко сложенного и очень красивого мужчину, направляющегося ко мне. Позади ехал на новеньких санках довольный мальчишка лет пяти. Это были мой брат Женя с сыном.
-Здрасте, дядя Гоша, - Вадик обезоруживающе улыбнулся. Я кивнул, приветствуя обоих.
-Ты не меняешься, - расхохотался Женя в ответ на мой сухой кивок. – Даже пальто то же носишь.
Я ответил, что если я куплю новое пальто, то из государственного бюджета уйдёт…
-Да, государственный бюджет сильно обеднеет с одного пальто. Я полностью тебе верю, – с улыбкой прервал меня Женя. – Если бы все чиновники были как ты – получился бы идеальный мир.
Я хотел было возразить, но он уже разворачивался. Вадик опустил руку вниз и зачёрпывал варежкой снег.
-Пошли, братишка. Лариса ждёт, - поторопил меня Женя. Я поднял воротник повыше и спокойно пошёл за ним, не реагируя на снежки, летящие в меня с быстро едущих санок.
Деревянный небогатый дом стоял на полянке, среди разлапистых елей. Из трубы поднимался дым, занавески на окнах были приветливо открыты навстречу новому дню. Солнце ещё не совсем встало, и потому всё вокруг было залито мягким утренним светом.
Женя подвёз сына к двери и остановился.
-Слезай. Гоша, отряхни его сзади.
Я неловко опустился на корточки и стал стряхивать снег с пальтишка Вадика. Тот смеялся и говорил, что «щикотно».
-Как «щикотно», если на тебе столько одёжек? – спрашивал Женя. Вадик дурашливо пожимал плечами:
-Наверное, мне попались специальные щикотливые одёжки.
Я сказал, что таких не бывает.
-Бывают. Например, у меня, - маленький обормот извернулся, дёрнул дверь с заливистым хохотом скрылся в сенях. Мы с Женей последовали за ним.
У Жени дома всегда было тепло и уютно – и не скажешь, что бывший предводитель восстания, правитель – живёт в таком вот деревянном домике, и внутри по старой традиции кипит самовар, стоит на столе тарелка с тёплыми пирожками, и разбросаны повсюду игрушки, которые Лариса спешно собирает.
-Проходи, – пропыхтел мне Женя, вешая уроненные Вадиком пальто и шубы на вешалку. Я кивнул, повесил пальто на крючок, аккуратно поставил ботинки к стенке и прошёл в открытую дверь комнаты.
И снова фырчал самовар, и смеялся Женя, и улыбалась Лариса, и лез ко мне на колени Вадик. И мне тоже хотелось улыбаться.
Я сообщил им, что экономика восстанавливается, заметил, что Женя ведёт верную внешнюю политику и что из его окружения мне не нравиться только Антонов. Женя добродушно перебивал меня:
-Да что сейчас говорить о политике! Вон у Вадика зуб недавно выпал, его дразнить начали. Так что, ты думаешь, он сделал? Залез в мамины книги, нашёл заклинание и вырастил себе новый зуб!
Я ещё раз предупредил насчёт Антонова, что ему лучше не доверять, и тоже перешёл на Владика и магию.
-Фокусы всё это, – смеётся Женя, хотя сам чуть ли не ежедневно видит эти «фокусы». – Их изучить надо, да только вот никто за это не берётся. А ты не возьмёшься, случаем?
Я ответил, что нет, не возьмусь. И пояснил:
-На мне экономика страны. К тому же у меня там чиновник сидит. Целых полгода меня не видел. Жалко его.
Женя снова рассмеялся, хлопнул меня по плечу, и тут в дверь постучали.
Вслед за Ларисой в комнату, протирая запотевшие очки, вошёл Андрей в своём извечном свитере. За ним – его жена, Дина, следом старик Архип. Последним даже не вошёл, а скорее ввалился Ваня.
-Какие люди! – он облапил меня, потом перешёл к обниманию Жени и Вадика. С Ларисой он, видимо, уже «поздоровался» в прихожей. Я, не обращая на него внимания, помог сесть Архипу. Старик весь дрожал, словно до сих пор был на морозе, и Лариса налила ему чашку чаю.
-А ведь холодно сегодня, однако, - сказал Архип, осторожно глотая горячий чай и постепенно согреваясь.
-Не холоднее, чем в той землянке при минус сорока, – отозвался Ваня, опять же не садясь, а именно плюхаясь рядом со мной. Вадик тут же забыл про меня и полез к нему. Ваня состроил страшную рожу, и Вадик засмеялся.
Женя посмотрел на сидящих за столом людей – на мрачного меня, смеющегося сына, балующегося Ваню, умиротворённого Архипа – и довольно потёр руки:
-Ну вот все и в сборе. Можно начинать.
Я насторожился. Что начинать и почему я об этом не осведомлён?
-Да ты не бойся, новых революций не предвидится, – Ваня хлопнул меня по плечу. – Просто сегодня твой день рождения.
Нет, он что-то путает. У него неверная информация. Как всегда.
Вдруг Ваня захохотал в голос. Дина захихикала, спрятав лицо в ладонях. Лариса отвернулась, пряча улыбку. Андрей и то еле сдерживал смех, пока я пытался втолковать им всем, что у них наверняка неверные источники информации и что они всей комнатой ошибаются.
Женя встал, вынул с книжной полки книгу, достал оттуда какой-то листочек и сунул мне под нос. Я едва не покраснел. Это было моё свидетельство о рождении, и там было написано сегодняшнее число.
-Дата выдачи, - ляпнул я первое пришедшее в голову. И грянул смех… Смеялся даже Андрей, а у Дины на глазах выступили слёзы. Один я сидел обиженный и оскорблённый.
-Ну ты даёшь, Георгий! – Ваня держался одной рукой за живот, а другой за меня, чтобы не свалиться с балансирующего на двух ножках стула. Я сделал беспристрастное лицо и заявил, что информация устаревшая.
-Информация наисвежайшая! – уверил меня Женя, вооружаясь ножом. Лариса внесла в комнату именинный торт с 25 свечками, утыкавшими его, как иголки ежа. И меня заставили их задувать. И меня заставили слушать тосты в мою честь. И меня даже заставили петь под гитару!
Так, в страшных мучениях и моём постоянном недовольстве, прошёл день. Вечер спустился совершенно неожиданно; за окнами стемнело, и Лариса разожгла камин. Все расселись вокруг него. Вадик положил голову матери на колени и задумчиво глядел на языки пламени, пляшущие за каминной решёткой.
-Совсем как тогда, – вдруг сказал Андрей. Огонь отражался в его очках, и оттого он казался кем-то из потустороннего мира. Вадик поднял на него сонные глаза.
-Когда тогда?
-Когда у нас было много приключений, - отозвался Ваня. Он тоже был задумчив – как и в те дни, когда только-только вставал на путь взрослой жизни. Я уже успел отвыкнуть от этого задумчивого и немного нерешительного подростка, проскальзывающего порой во вполне взрослом парне.
-Расскажи? – попросил Вадик. Ваня кивнул и начал рассказ.
Он рассказывал хорошо (сказывалось дядино воспитание). Я слушал парня и словно снова переносился туда, где Лариса плакала над Жениной фотографией, Ваня болезненным и невежественным подростком сидел у компьютера, я разбирал бумаги в маленькой приёмной моего чиновника… А позже – туда, где развернулась отчаянная борьба за свободу и жизнь.
Глава первая
Неожиданный поворот
Неожиданный поворот
Революционера сожгли на костре (см. «Всё по-нашему»), фотография с «рожками» моему чиновнику висела в приёмной, осень полностью захватила леса, а я лежал в кровати и думал, какой же странный у нас мир. Неправильный. Совсем недавно жгли Женю, плакали люди на площади, пряча друг от друга красные глаза – не дай бог кто подумает, что они слабы! Недавно стрелял из револьвера кузнец – он заплатил штраф, и на этом дело закончилось.
А сегодня... А сегодня тихое, спокойное утро. Лучик солнца, пробивающийся в щель между занавеской и окном, падает на мою подушку. В открытую форточку врывается порыв свежего ветра, на улице чирикает птица, слышны чьи-то голоса. За окном осень.
Я нехотя встал и потянулся. Пора было на работу, к чиновнику. Интересно, тот хоть домой ушёл или так и остался сидеть в кабинете? Скоро узнаю…
Я открыл дверь и вошёл в приёмную. После мягкого, сонного утра за окном – с редким лаем собак, негромкими переговорами, наполнявшими тишину – коридор, ведущий в приёмную, показался мне слишком тёмным и мрачным. Единственное окно в нём было заделано коричневым листом картона, на котором неумело (чиновник рисовал сам) был изображён профиль какого-то римского полководца. Чиновник утверждал, что это Юлий Цезарь. Мне же этот профиль больше напоминал его самого, только изрядно потрёпанного.
В темноте белела седая голова Архипа. Старик спал, сидя на своём месте и уронив голову на грудь. Он дышал мерно, спокойно, и не проснулся даже тогда, когда я осторожно поправил сползший с его плеча пиджак.
Я улыбнулся, прикрыл дверь в приёмную и, не останавливаясь около своего стола, прошёл в кабинет чиновника.
Там картина была другая. Чиновник, развалившись на кресле, смачно храпел. Правая рука, лежащая на столе, то и дело судорожно дёргалась, словно даже во сне он пытался вытереть лоб платком. Это, в прочем, ему не помешало бы – толстое лицо с двойным подбородком блестело от пота. Костюм имел жалкий вид - рядом с чиновником растеклись по столу чернила и закапали брюки, уже изрядно помятые за время сна, галстук съехал набок, на рубашке виднелись пятна от ужина.
Я подошёл к окну и, не церемонясь, открыл штору. Солнечный свет тут же ворвался в помещение и вместе с прохладным сквозняком от открытой в приёмной форточки разбудил чиновника.
Тот зашевелился, попытался закрыть глаза от яркого света рукой, но у него ничего не получилось – назойливое солнце проникало между пальцев. С минуту чиновник ворочался, не желая упускать сон, а потом резко сел. Осоловело хлопая глазами, он осмотрелся, машинально вытер лоб платком и заметил меня.
-Доброе утро, Ваше Превосходительство, - я слегка поклонился.
-Доброе, доброе, - недовольно произнёс чиновник, усаживаясь в кресле нормально и поправляя галстук. Справившись с этим, он недоумевающе посмотрел на чернильное пятно.
-Будет убрано, - сказал я. Чиновник, готовившийся отдать приказ, закрыл рот и вдруг вспомнил про что-то.
-Завтрак будет через полчаса. Кофе отсутствует на складах. Дрова прибудут завтра, - я не стал дожидаться его вопросов. Я знал своего чиновника настолько хорошо, что мне не составляло труда предугадать всё, что он спросит
-А фотография? Убрана? – осведомился он. Я покачал головой.
-Нет, Ваше Превосходительство. По нелепой случайности она оказалась приклеена к стене.
-Ну так сдери, - приказал чиновник.
-С ней придётся сдирать и кусок обоев. Приёмная будет иметь обшарпанный вид.
Это был сильный аргумент. Больше всего на свете мой чиновник боялся иметь не идеальную приёмную. Его самолюбие тешила мысль, как робеют посетители в его великолепной приёмной, гадая, что за бог сидит по ту сторону двери…
И ему было действительно наплевать, что те, кто заглядывали в его приёмную, совсем не думали о том, кто сидит за дверью. Люди приходили ко мне – за дровами, за книгами или просто за советом. Многие до недавнего инцидента с Женей даже не знали, как выглядит наш чиновник, да и сейчас только половина из них догадывалась, где на самом деле он обитает.
-Тогда закрась, - сообразил он.
-Несолидно.
-Заклей.
-Очевидно.
-Запрети людям смотреть!
-Невозможно.
Чиновник откинулся на спинку стула. У него кончились идеи, и я понял, что всё снова будет по-моему.
-Мне можно идти? – осведомился я. Чиновник махнул рукой и снова закрыл глаза в тщетной попытке поспать ещё немного.
На моём столе всё было в абсолютном порядке. Ровные стопочки докладов лежали по краям стола, в шкафах аккуратно стояли книги. Только игривый осенний ветерок слегка сдвинул некоторые листы бумаги.
Я подошёл к окну, чтобы прикрыть форточку. Внезапным порывом ветра к окну подлетел красный кленовый лист и закружился передо мной. Он был похож на пламя костра. Я поймал его, с секунду смотрел на острые края, а затем резко сжал и опустил руку. Из ладони выпали жалкие остатки листа.
В тот же момент с полки упала книга. Я резко обернулся и успел заметить кошку, которая сиганула в коридор, к Архипу. Бережно подняв книгу, я выглянул туда.
Архипа уже не было. Как и кошки. Они вместе сидели на лавочке перед домом, один – греясь на солнце, другая – умываясь.
-Доброе утро, Архип, - я вышел на улицу и встал в дверях. – Как спалось?
-И тебе доброе, - мирно отозвался старик. – Ох, впервые за неделю спалось нормально...
Подул ветер. От клёна справа от двери полетели листья, похожие на тот, что недавно залетел в окно.
-Архип, ты пиджак-то надень, - посоветовал я. Пиджак так и остался лежать в коридоре, когда Архип вышел на улицу. – Октябрь как-никак.
Было уже прохладно, и даже я, преодолевая короткое расстояние между своим домом и приёмной, вынужден был накидывать лёгкую курточку. А бодрый старичок сидел в одной рубашке и довольно щурился на встающее над лесом солнце и дымок из некоторых домов, где уже готовился завтрак.
-Да зачем мне пиджак? Я и так не заболею, - браво ответил Архип. Я пожал плечами, вернулся в коридор, взял пиджак и протянул упрямцу.
-Одень.
-Гоша, не надо, - начал было он, но, взглянув на меня, вздохнул и просунул руки в рукава.
-Что с тобой поделаешь…
-Вот так, - я довольно кивнул головой.
На улице было хорошо. Деревья стояли золотые по обе стороны от песчаной дороги, лес вдали тоже мешал зелень с жёлтым и красным. Высоко в ещё по-утреннему голубом небе плыли облака, воробьи с чириканьем перелетали с одного места на другое. Шелестела увядающая трава, по которой волнами пробегал ветер, падали на землю жёлто-зелёные и красные листья… Но мне пора было работать.
Я повернулся и скрылся в коридоре. Упрямец тут же стал снимать с себя пиджак, но я постучал в окно приёмной – и ему не оставалось ничего другого, как надеть его обратно.
Я сел за стол, положил перед собой книгу и снова взглянул в окно. Архип сидел, подавленно опустив голову и глядя в землю. Клен рядом с моим окном нёс к его ногам огненно-красные листья.
На миг у меня тоже что-то кольнуло в груди, но я прогнал это чувство и перевёл взгляд на книгу. Книгу же опасную, как и работа Жени. Запрещённую книгу. Запрещена она была по сложившемуся испокон веков убеждению, что голую правду лучше прятать, в этом случае – в пламени огня. Одну такую книгу каким-то образом удалось спасти Жене, который и дал мне её.
«История» Андрея Васильевича Решетникова отличалась от остальных книг по истории тем, что её автор проник в самую суть проблем нашего государства. Кроме того, он провёл громаднейшую исследовательскую работу. И иллюстрации в книге по большей части были его – фотографии, сделанные в настоящее время.
Я открыл вкладку с цветными иллюстрациями. Все фотографии были распложены парами – старая, найденная в чьём-то семейном архиве, и новая. Хотя старые были чёрно-белыми или коричневых оттенков, сразу было видно, как природа тогда отличалась от нашей. В тех местах, где сейчас располагались города, протекали реки, стояли девственные леса. Даже там, где и сейчас природа осталась вроде бы без видимых изменений, видны были отличия. И леса были гуще, и реки полноводнее, и цвет наверняка у них был не такой мутно-зелёный…
Только одна пара фотографий не сильно различалась между собой. Какая-то полянка в лесу – наверное, в заповеднике. Но всё же одно отличие было.
На современной фотографии на переднем плане сидела белка с тремя ушами.
Я открыл комментарий к этой странице. Решетников популярно объяснял, что из-за загрязнений начались мутирования. К тому же это плохо сказывается на здоровье людей. Сложная ситуация в стране только способствует этому (см. стр. 58)
Я открыл страницу 58 и с интересом начал читать, точнее, перечитывать знакомые страницы.
«Наш мир, поднявшись довольно высоко, стал падать вниз. Былые достижения – они, естественно, остались. Но они перестали быть полезными изобретениями – большинство их на сегодняшний день используется для развлечения. Создаются usb-тапочки, компьютерные игры, двигающиеся игрушки, шезлонги, которые следует за тенью или за солнцем в зависимости он настроек. И на всё это – на ублажение человека, «улучшение» его жизни – тратятся огромные средства и неимоверное количество полезных ископаемых. Нефть почти исчезла, электричеством обеспечиваются только большие города. Маленькие города и деревни вынуждены использовать дрова, так как даже газ для них дорог. При этом они предпочитают запасаться дровами в районных центрах, а не рубить расположенные вокруг леса. Провинциальные люди больше ценят окружающий их мир. чем городские.
И в тоже время идёт падение нравов. То, что ещё несколько десятков лет назад казалось недопустимым и бесчеловечным, теперь легко используется кем угодно. Например, публичные казни даже за небольшие провинности, пытки. Но такое встречается чаще всего в провинции, где никто не напоминает людям о человечности.
Но самое страшное – это медленная гибель планеты… Из-за многочисленных фабрик, которые работают непонятно зачем и для кого, из-за постоянных ядерных испытаний, из-за вырубки лесов умирает наш с вами дом. Люди не могут ничего сделать. Хотя не могут ли? Скорее, просто не хотят.
Горожанам гораздо удобнее так. Они даже не знают, что существует голубое небо; они не выезжают из своих домов, променяв дикую природу на сомнительные прелести цивилизации. И что, что природа умирает? Как была вокруг серость и свет неоновых огней, так она и останется. Что самое страшное – их мало пугает перспектива смерти вместе с планетой. Они просто уже устали от своей жизни. Большинство людей не видят в ней смысла. И они, к огромному несчастью всего человечества, правы...»
Я знал всё это. Я думал так же, только не мог сформулировать свои мысли, превратить их в слова – Решетников же прекрасно справился с этой задачей. Он словно говорил от лица всех, подобных мне и Жене. Редкий писатель умеет в своих строчках выразить то, что в действительности волнует читателей, и затронуть этим душу; Решетников мог.
В таких раздумьях я пролистал несколько страниц. Вдруг мой взгляд зацепился за заголовок главы. Временно отбросив все мысли об авторе книги, которую я держал в руках, я углубился в чтение главы «Магия».
«Никто не знает, как и почему она появилась, - писал Решетников. – Многие до сих пор не верят в неё. В век научных достижений – бесполезных, но впечатляющих – чудеса, творимые магией, кажутся очередной технической новинкой. И в тоже время магия существует. Она уже вошла в жизнь, и, пусть на неё почти не обращают внимания, магия теперь часть нас.
Многие склоняются к мнению, что магия появляется благодаря вере. Человек читает заклинание и безоговорочно верит в то, что оно сработает – и его уверенность оправдывается. Этот же человек абсолютно уверен, что заклинание подействует на другого человека, пусть даже неверующего - и он прав. С помощью такой магии, магии веры, можно сделать всё, кроме одного – поселить эту веру в другом.»
Это я тоже знал. Не в первый же раз читаю книгу. Но когда прочитал впервые, поразился – так вот почему Колдун у нас только один на все селение! И как же много может сделать истинная вера…
Я поднял глаза на фотографию. Женя улыбался по-прежнему – открыто и счастливо. Он верил. И в людей, и в мир вокруг, и в чудеса. И как мы с ним могли быть братьями?
-Привет, - сдавленно сказала Лариса, приоткрывая дверь и заходя в приёмную.
-Доброе утро, - я аккуратно закрыл книгу, встал и поставил её в шкаф. – Что ты хотела?
Я обернулся на неё через плечо. Лариса не отвечала; она стояла перед фотографией, спиной ко мне. Потом подняла руку и коснулась лица Жени…
Я никогда е понимал этих влюблённых. Какая им радость видеть лицо своего возлюбленного, пусть даже и на фотографии? Что хорошего увидеть любимого после долгой разлуки? Почему они так страдают и при этом держат всё в себе? Нет, определённо влюблённые – сумасшедшие люди.
-А, ты что-то спросил? – вдруг спохватилась Лариса. Она повернулась ко мне. Каштановые, чуть вьющиеся волосы ниже плеч, серые глаза, милое лицо, джинсы и курточка, на шее платок… Когда она успела стать такой красивой? Вроде и дружим с детских лет.
-Я хотела спросить тебя о лекарствах. Когда будут? Бабушка Настя просила зайти спросить – сама же ходить не может.. – быстро, словно извиняясь, сказала Лариса.
-Уже есть. Какое?
Лариса назвала, и я, открыв верхние дверцы шкафа, быстро нашёл нужный пузырёк. Когда же обернулся…
Я не стал ни о чём спрашивать. Просто подошёл к фотографии и снял её к гвоздика (чиновник ведь и не думал проверять, правду я ему говорю или нет). И протянул вместе с лекарством Ларисе.
Девушка посмотрела на фотографию в моих руках, осторожно, как стеклянную вещицу, взяла её, прижала к груди и взглянула на меня. Вся она – маленькая, сжавшаяся и не верящая в своё счастье – была просто прекрасна. Хотя вроде таких, как она, миллионы… Пока я думал о том, что нет в ней ничего необычного, Лариса благодарно поцеловала меня в щёку, улыбнулась чуть безумной, но неимоверно нежной улыбкой и ушла. Фотография белела своей обратной стороной у неё в руках…
Я с минуту стоял поражённый и ошарашенный. В душе поднималось что-то сладкое и волшебное… И вдруг стало тепло. Словно я только что осчастливил человека. Хотя почему «словно»?
А пузырёк с лекарством так и у меня в руках. Ох уж эти влюблённые. Абсолютно необязательный народ. Придётся отнести самому.
-А где Женя? – поинтересовался Архип, заглянув ко мне. Я, в это время отбирающий лекарства для других стариков, рассеянно отозвался:
-В столице.
Архип похлопал глазами, недоумевающее посмотрел на меня, потом тихо закрыл дверь. Только когда его шаркающие шаги затихли, я понял, что он имел ввиду фотографию, а я ответил про живого человека. Ругая себя за этот прокол, я собрал лекарства в сумку и вышел на улицу, в осень.
Когда я выходил от бабушки Насти, которая невероятно долго благодарила меня за лекарство от простуды и удивлялась, как я так точно угадал («Словно ангел явился с даром небесным»), я увидел престранное зрелище. Почти все жители села собрались вокруг Архипа. Он утирал слёзы и говорил что-то окружающим срывающимся голосом. Я подошёл поближе.
-…Женю-то нашего в столицу увезли. Будут людям показывать, какие храбрые ребята бывают, - услышал я. В толпе раздался удивлённый, одобрительный гул.
-Простите, как это? – девушка Ларисиного возраста, с блокнотом и короткой стрижкой, пробилась вперёд.
-Да ведь Женю сожгли недавно.. А он, смелый человек, даже при смерти улыбался. Ещё и подшутил над чиновником нашим, - рассказал Архип. Я стоял абсолютно невозмутимый и мысленно проклинал всё на свете. Девушка, видимо, журналистка, а этот случай с сожжением и фотографией – отличный материал для статьи.
-А где можно увидеть эту фотографию? – осведомилась тем временем незнакомка..
-У меня есть, - вдруг тихо сказала Лариса. Девушка тут же обернулась к ней.
-Вы не могли бы мне показать?
-Думаю, нет, - я подошёл ближе. – Но, если хотите, я могу поделиться с вами кое-какой информацией.
-Это было бы чудесно! – глаза девушки загорелись.
-Поговорим в более уютной обстановке, - я пошёл прочь от этого места. Она, немного постояв в нерешительности, бросилась догонять меня. И снова всё было по-моему.
В приёмную я пропустил её первой, как истинный джентльмен придерживая дверь. Она благодарно мне улыбнулась и присела на указанный мной стул. Я аккуратно закрыл дверь на ключ.
-Что вы делаете?! – взметнулась она при виде проворачивающегося ключа.
-Хочу поговорить, - я сел напротив неё. Девушка вновь опустилась на стул, напрасно пытаясь испепелить меня взглядом.
-Вы журналистка?
-Если да, то что? – быстро ответила она. Я кивнул.
-Значит, да.
-С чего вы решили?
-Это видно по вашему лицу.
Она была так юна и нетерпелива! Я невольно поразился тому, сколько огня в ней было: в глазах, в душе, в сердце.. Даже в движениях, казалось, сквозили языки пламени. Небось ещё полна надежды, стремится вперёд, не забыла, что такое человеческие чувства. И совсем не умеет их прятать.
-Я не буду спрашивать, что привело вас в наше село. Я хочу вас попросить не писать ничего о Жене.
-Почему? Вам есть, что скрывать? – глаза журналистки загорелись ещё сильнее. Я мрачно посмотрел на неё.
-Как вас зовут?
-Дина, - смешавшись, ответила она.
-А фамилия?
-Какое вам дело?
Я пожал плечами.
-В принципе, никакого, но по имени обращаться удобнее. Дина, это просто опасно. Вы знаете, как посмотри на вас правительство, если вы сделаете из революционера мученика? А вы именно так и сделаете. Я в этом абсолютно уверен.
-Мне всё равно, - она ответила мне дерзким взглядом. Я вздохнул.
-Вы будете смущать умы серости, обитающей в городах. Подумайте, надо ли это вам?
-Конечно! Именно поэтому я и стала журналисткой!
Я взглянул на неё. Я редко встречал людей вроде неё – желающих изменить мир к лучшему и не только говорящих об этом, но и что-то реально делающих. Так имеет ли смысл ставить преграды?..
Я положил на стол ключи. Дина тут же схватила их и быстрыми шагами направилась двери. Под звон сражения замка с ключом я думал о том, что сказала мне эта девушка и что ещё раньше говорил мне Женя
Наконец Дина вышла, гневно хлопнув дверью. Я вздохнул и пошёл проявлять ещё две копии Жениной фотографии – одну в приёмную, другую в город.
А нахальная журналистка под моим окном разговаривала с Ларисой…
Теперь весь мир узнает, насколько благороден и честен наш Женя.